— Бабушка заболела? — поднимаю глаза на Руслана, он иронично изгибает бровь.

— Представь, пожилые люди болеют.

— А Савва?

— Сын отчима и его новой жены.

— Точно? — сверлю Руслана жестким взглядом, пытаюсь понять, скрывает от меня что-то или нет.

— Свечку не держал, не в курсе, но по документам пацан младший братишка.

— А может быть такое, что пацан сын этой Майи? — скручиваю лист в трубочку, стучу им по ладони. Мое безумное предположение на грани фантастики, я понимаю, что это бред чистой воды, но так хочется именно сейчас найти объяснения, почему она ушла.

— Ну в теории может быть. Может на восемнадцатилетние гульнула хорошо, сразу же залетела. Ты же знаешь, что в жизни истории бывают покруче, чем то, что показывают нам по телевизору. У тебя дело, связанное с этой девушкой? — карие глаза заинтересовано на меня глядят, улыбается насмешливо. Сначала хочется сыронизировать, прикрыться делом, но все же Руслан мой друг, он должен понимать, что происходит.

Смотрю на него, а перед глазами прошлая ночь. Больно вспоминать. Осознавать, что обвели вокруг пальца, как пацана, который клюнул на красивые глазки и притягательную улыбку. Наверное, я еще легко отделался, меня просто бросили, не обокрали, глотку не перерезали. Ключи от квартиры лежали рядом с моими ключами. Она ушла, забрала с собой только то, что принесла, ничего не своего не взяла. Кроме моей веры, надежды и росточка робкой любви.

— Ничего личного, только профессиональный интерес, — вроде не солгал, просто откровенно не признался. Руслан хмыкает, вопросы оставляет при себе, знает, что я не отвечу.

— Я тогда пойду?

— Иди.

— Кстати, как насчет баньки на выходных? — у дверей внезапно спрашивает друг. Я сначала хочу отказаться, но потом понимаю, что не хочу сидеть в квартире.

— Только за. Позвони мне.

— Договорились.

______

Работа действует на меня как обезболивающая таблетка. Притупляет чувства, тормозит реакцию на мысли. Меня ближе к концу рабочего дня стало отпускать ситуация с Майей.

Бывает. Бывает так, что осторожно ходишь по краю обрыва, срываешься вниз, думаешь, ну все расшибешься насмерть, ан нет, ушибаюсь, скатываюсь куда-то, лежу, а потом встаю и иду дальше по этой жизни.

Эля постоянно мне говорила, если ты не можешь изменить ситуацию, измени свое отношение к ней — не напрягайся, не терзай себя тем, что изменить не в силах.

В этот раз я сильно ушибаюсь, иногда начинает болеть где-то под ребрами. Сердце сжимается, ноет. Чего-то просит, но я его не слушаю. Вестись на его нытье, чревато своем спокойствию.

Сейчас я даже начинаю подумывать о том, что позиция Руслана в жизни в принципе неплохая. Меньше сердечных терзаний, дум, больше физиологии и потребительского отношения.

Дождь льет стеной. Я задумчиво стою в холле бизнес-центра, размышляя, как попасть мне в машину. Зонтик носить с собой до сих еще не приучился, а стоит, погода здесь непредсказуема.

Вздыхаю, поднимаю ворот пальто и выбегаю на парковку. До нитки не вымокаю, но неприятную сырость ощущаю. Врубаю сразу же обогреватели, несколько минуту жду, чтобы машина прогрелась. Замечаю девичью фигуру с зонтиком. Она уверенно идет в мою сторону, но чем ближе подходит, тем медленнее шаг.

Я догадываюсь кто это.

Моргаю фарами, чтобы не стояла под дожем, ныряла в теплый салон автомобиля. Она сразу же откликается на это приглашение. Буквально через минуту я уже вдыхаю ее запах вперемешку с запахом дождя. Мельком бросаю на ее изучающий взгляд, выглядит как брошенный котенок. Пожалел бы, не будь задетым.

— Есть хочешь? — медленно трогаю машину с места, планирую заехать в «Макдональдс», себе купить кофе, Майю чем-нибудь накормить. Она на мой вопрос не отвечает.

Делаю немного громче музыку, не хочу слышать ее дыхание. И чувствовать ее не хочу, но черт побрал, чувствую. Она дрожит, то ли не согрелась еще, то ли нервничает сильно. Нервно теребит веревку от зонта, зажимает свои руки между коленями.

Заезжаю в самый ближайший «Мак». Не спрашиваю, что она будет, беру на свое усмотрение, я еще помню ее вкусовые пристрастия. Протягиваю ей бумажный пакет, пристраиваю наши стаканы.

Мы катаемся по городу, по-прежнему сохраняя молчание. Майя с аппетитом съедает еду, осторожно берет свой стакан с капучино, греет руки. Я подъезжаю к дому, в котором она до меня жила с подругой.

— Ты сюда вернулась?

— Да, — это первое ее слово, с той самой минуты, как она села ко мне в машину.

Паркуюсь, не глушу автомобиль, беру стакан с кофе. Делаю небольшой глоток, смотрю перед собой. Майя мнется, крутит стакан.

— Я, наверное, должна тебе что-то объяснить.

— Правда? — усмехаюсь, кошусь на девушку, она прикусывает нижнюю губу.

— Ночью отчим прислала сообщение, Савве стало плохо. Некому с ним сидеть в больнице. Я завтра уезжаю домой. Сегодня весь день оформляла академку, в деканате мне пошли навстречу.

— Из-за этого ты сбежала сегодня утром от меня? — голос не повышаю, но внутри я готов сорваться на крик. — Тебе не кажется это странным?

— Я испугалась. Понимаешь, до тебя у меня не было серьезных отношений, — возникает пауза, стакан в ее руках чаще крутится. — Я думала, ты меня не поймешь в моем стремлении уехать домой и присматривать за Саввой.

— Почему я не пойму? — усмехаюсь. — Когда болеют родные дети, материнское сердце обливается кровью беспокойства.

Майя кажется не дышит, лицо становится бледным, губы дрожат. Она осторожно подносит стакан к губам, отпивает. Я пытаюсь правильно понять ее реакцию: то ли в шоке от моей догадки, то ли в шоке от моего предположения.

— Савва мой брат. Я его очень люблю. Люблю его, как мать, потому что когда он родился, Оксана почти сразу вышла на работу. Это у тебя много денег, ты можешь не задумываться о том, как жить, можешь позволить себе незапланированный отпуск или спонтанные покупки. В моей семье каждая копейка на счету. Возможно, тебе это покажется странным, но иногда у нас не было денег, чтобы купить себе хлеба.

— Ты думаешь я поверю? — усмехаюсь, не веря ни одному слову. — Что за мать твоя мачеха, которая оставила новорожденного сразу после роддома? А у отчима рук нет что ли, чтобы обеспечить семью?

— Легко так говорить, когда не знаешь всей ситуации! У нас маленький городок, работы нет, ездить в Москву, чтобы половину зарплаты не получить— так себе удовольствие. Поэтому он работает кем придется, а Оксана вышла на работу, чтобы эту работу не потерять. Знаешь, — горько улыбается, ставит стакан на пол, берет зонтик. — Сытый голодного не поймет. Ты был в моей жизни каксамое лучшее, что могло быть у меня, но сказка не может быть вечной. Я прекрасно понимаю, что на расстоянии мы не сохраним наши отношения, ты взрослый мужчина, красивый, возле тебя всегда красивые женщины. Один не останешься, — открывает дверку и выскакивает на улицу.

— Майя! — кричу ей вслед, тоже выхожу из машины. Сразу же промокаю. Я знаю подъезд, но без понятия какая квартира. Несколько раз ее набираю, но абонент временно недоступен. Ругаюсь сквозь зубы, провожу ладонью по лицу, стирая капли.

Пинаю колеса машины, сержусь на самого себя. Можно, конечно, всю ночь провести под окнами, караулить до утра, но не факт, что не усну, не пропущу ее выход.

Сажусь за руль, звоню Руслану. Моя просьба станет моим первым нарушением законов, но когда на кону счастье, никакие законы не имеют над тобой власть.

— Алло.

— Рус, пожалуйста, узнай мне на каком поезде, в какое время уезжает та девушка, о которой мы с тобой сегодня разговаривали.

— Похоже, это что-то очень личное, — иронизирует Алиев. — Постараюсь узнать быстро, вдруг поезд будет утром. Жди моего звоночка.

— Хорошо.

21 глава

Не курю. Точнее в студенческие годы курил, потом как-то с этим завязал. Сейчас по дороге домой, заехал в магазин и купил пачку сигарет. Дома переоделся в сухую одежду, сел за стол, поставил возле себя ненужную чашку. Подобие пепельницы.